05.05.20 Северная Фиваида на рубеже XIV–XV вв

С середины XIV в. в северных русских землях разворачивается широкомасштабная монастырская колонизация, захватившая и территорию Заонежья. Создание многочисленных обитателей на Ладожском и Онежском озерах, по рекам Шексне, Онеге, Северной Двине было не только отражением изменений в экономической и политической жизни русских земель того времени, но и результатом новой церковной политики, известной в историографии как монастырская реформа. Каковы же были ее предпосылки, чем характеризовался процесс реформирования монастырской жизни, который затронул и Заонежье на рубеже XIV–XV вв.? Вторая половина XIV века была временем крупных преобразований как в межкняжеских отношениях, отразившихся на усилении позиций Москвы в деле собирания Руси, так и в области церковного строительства. Причем борьба московского княжеского дома за политическое преобладание стала тесно переплетаться с политикой русской митрополии, направленной на создание широкой сети монастырей, действующих на основе общежительного устава. Монастырская реформа, задуманная и осуществленная митрополитом Алексием, Сергием Радонежским и их сподвижниками, представляла серьезные возможности укрепить позиции не только митрополичьей кафедре, но и великому князю московскому. Создание новых обителей происходило преимущественно в северных регионах, на землях, которые зачастую принадлежали удельным князьям, либо были пограничными с новгородскими владениями, либо входили в состав боярской республики. В условиях нарастающего противостояния Москвы и Новгорода возможность получить в лице монашества дополнительного союзника представлялась великокняжеской власти особенно заманчивой. До середины XIV в. преобладающим типом монастыря на Руси был монастырь ктиторский. Ктиторы – основатели и содержатели монастырей. Они, как правило, были представителями княжеских фамилий, но известны и ктиторы бояре, стремившиеся иметь свое собственное «богомолье». Это приводило к тому, что политическое и экономическое значение монастырей было незначительным, не были использованы потенциальные возможности к усилению роли монашества в объединительной стратегии Москвы. Перемены в социальном статусе монастырей, по-видимому, впервые обсуждались митрополитом Алексием с патриархом Филофеем в 1354 г. в Константинополе. Начало монастырской реформе было положено основанием общежительного монастыря в Серпухове в 1376 г.. К концу XIV века количество монастырей, по сравнению с XIII в., возросло в 2,2 раза, главным образом за счет вновь открываемых обителей в последнюю четверть века. Земли Русского Севера представляли неограниченные возможности для широкого монастырского строительства. По замыслу реформаторов на основе крупных монастырей, таких как Успенский в Белозерском крае, необходимо было стимулировать создание дочерних обителей. Они, разрастаясь, должны были осваивать огромную территорию. Эта монастырская колонизация коснулась Заонежья уже на первом этапе, когда на острове Палья создается общежительный монастырь. Чтобы эффективно влиять на монастырское строительство, особенно на землях, не присоединенных к Москве, митрополитам приходилось проводить очень осторожную, гибкую политику. Это особенно наглядно проявляется в деятельности митрополита Киприана. Он заменяет повсеместно применяемый при Сергии Радонежском в общежительных монастырях Студийский устав на более мягкий Иерусалимский. Введение этого устава сняло нараставшее напряжение между игумнами и рядовыми монахами, т.к. предшествовавший Студийский устав чрезмерно жестко регламентировал правила монашеской жизни. Кроме того, Иерусалимский устав позволил, не занимаясь стяжанием личным, успешно заниматься многим обителям стяжанием коллективны. Именно введение Иерусалимского устава позволило многим монастырям Севера стать крупными феодалами–вотчинниками, активно заниматься торговлей. Так, Пачеостровский монастырь в Заонежье превратился в торгово–перевалочную базу Новгорода в его поморской торговле. Одновременно с этим Киприан, как опытный политик, зорко следил за тем, чтобы монастыри и архиепископская кафедра не стали оплотом «литовской партии» бояр в Новгороде. Угроза усиления литовского влияния на церковную жизнь новгородской земли была столь сильна, что малейшая попытка ослабить митрополичий контроль со стороны новгородского владыки немедленно пресекалась Киприаном. Для этого использовались любые методы, вплоть до угрозы закрытия церквей. Эти действия наглядно свидетельствуют, что верховный патронат митрополита автоматически распространял политическое влияние московского княжеского дома на церковные структуры тех земель, которые формально еще являлись независимыми. Изначально и вновь создаваемые монастыри, где бы они ни возводились, в конечном счете политически были сориентированы на Москву. Создание принципиально новой монастырской системы и ее роль в жизни русских земель не могли не привести к усилению влияния деятелей реформы и их последователей на великокняжескую политику. Осуществление монастырских преобразований, помимо положительных моментов, отразившихся на объединительной политике, привело к усилению теократических настроений среди церковных иерархов. Таким образом, начало монастырской колонизации Заонежья происходит на фоне очень сложной политической и внутрицерковной ситуации. Все это, безусловно, наложило свой отпечаток на становление и развитие обителей края. Информационный отдел Петрозаводской и Карельской епархии по материалам статьи Никулина Т.В. К вопросу о монастырской колонизации Заонежья // Рябининские чтения – 1995 (Музей-заповедник «Кижи». Петрозаводск. 1997. 432 с.), 2020 год.