08.05.20 Священники бытописатели Олонецкой губернии

К середине ХIХ века в Олонецкой губернии полностью оформилось одно из сословий традиционного общества — сельское духовенство, а приходские церкви стали духовными центрами округи. Изучение архивных документов и материалов дореволюционной печати второй половины ХIХ века свидетельствует об огромном просветительском потенциале сельского духовенства. Его просветительская миссия состояла не только в том, что, начиная с конца 1830-х годов, церковнослужители Олонецкой губернии стали «безмездно», в собственных домах, обучать крестьянских детей (и делали это несколько десятилетий, вплоть до 1870–х годов). Историческая заслуга церковного причта заключалась и в том, что именно священники и учителя, выходцы из Олонецкой Духовной Семинарии, были лучшими бытописателями крестьянского уклада, традиционной обрядности. От сельских священников, «бок о бок» живших с «предметом исследования», зачастую непосредственно занятых крестьянским трудом, можно было получить детальную и вместе с тем многокрасочную, «объёмную» информацию. Трудами священников были сформированы фонды многих архивов, в том числе фонд Олонецкой губернии Русского Географического общества (С.-Петербург). Русское Географическое Общество было основано в 1845 году в С.-Петербурге с целью сбора «географических, этнографических и статистических сведений преимущественно в России». В августе 1846 года в Петрозаводск в адрес Его Преосвященства Венедикта, Архиепископа Олонецкого и Петрозаводского, пришло послание РГО за подписью вице–адмирала Федора Литке с просьбой о содействии. «В Архивах Монастырских и Архиерейских библиотеках нередко встречаются описания мест, церквей, монастырей и пр., дневники путешествий, старинныя карты и планы, заметки географическия, энографическия и статистическия. Все сиё, принадлежа к предметам Географического Общества, может служить для него обильным материалом». Географическое Общество просило Владыку сообщить о рукописях и картах, которые могли сохраниться в Олонецкой Епархии. Полученные сведения Общество намеревалось печатать в своих записках или издавать отдельными книгами. Было бы «желательно, чтоб наибольшее число образованных Русских приняло участие в трудах Общества, ибо в настоящем случае, чем более будет делателей, тем обильнее получится жатва». 23 сентября 1846 года вышел Указ Олонецкой Духовной Консистории, в котором ключарю Петрозаводского Кафедрального Собора Иерею Антонию Нечаеву предписывалось по третям года доставлять сведения, требуемые Русским Географическим Обществом. В августе 1853 года ИРГО выслало Архиепископу Олонецкому и Петрозаводскому Аркадию очередное письмо, в котором отмечались первые результаты работы: «Особенно теплое и плодотворное сочувствие к трудам общества оказали Архипастыри Православной Церкви, а также вообще лица городскаго и сельскаго духовенства; Общество с особою признательностью может назвать весьма многия, доставленныя ему от членов духовнаго сословия, любопытныя и важныя статьи…» Для более подробного и тщательного описания предлагалась новая уточнённая Программа исследования русской народности, 40 экземпляров которой Общество просило разослать «тем лицам городскаго и сельскаго духовенства… которыя… могли бы доставить Императорскому Географическому Обществу желаемыя сведения». Программа состояла из множества вопросов, распределенных по разделам: «Наружность», «Язык», «Домашний быт», «Особенности общественного быта», «Умственные и практические способности и образование», «Народные представления и памятники». В Епархии сразу составили списки лиц, которым нужно разослать этнографические программы. В основном списке было указано 37 адресатов, в дополнительном — 18. Надо учитывать, что в своих посланиях к священникам Епархия обязывала их всемерно помогать Географическому Обществу. Вскоре после рассылки программ Архиепископ Олонецкий и Петрозаводский Аркадий получил 44 рапорта, говорящих о содействии инициативе РГО. Среди первых горячо откликнувшихся был священник Янгозерского погоста Повенецкого уезда Александр Петропавловский: «… я, с горячею любовию принял Ваше избрание, — согласен и с искренним усердием и старанием, — сколько имею сил и средств, готов исполнять желаемое упомянутым Обществом». В этом же году он выслал в адрес РГО сорокастраничную тетрадь «О происхождении Янгозерскаго погоста». Кроме того, им была послана двенадцатистраничная тетрадь (без подписи) под названием «Этнографические сведения о жителях приходов Семчезерскаго, Янгозерскаго и Гимольскаго, Повенецкаго уезда», полностью посвященная «корелам» и содержащая уникальные сведения об их языке («Лапиксе»), наружности, жилище, утвари, одежде. Эта рукопись неоднократно цитировалась в работах известных этнографов Карелии Ю.Ю.Сурхаско и Р.Ф.Тароевой. Через два года в 1855 году священник высылает в Географическое Общество ещё 2 тетради (40 и 44 страницы) с сообщением «Этнографические сведения о Янгозерском погосте Повенецкого уезда». Рассмотрим несколько подробнее то, о чем автор сообщал только в одной — 44-х страничной тетради. Напомним, что священнику на момент записи было 25 лет, что в состав прихода входило 12 деревень, в том числе: Погоская, Келлоева, Кургила, Совдозеро, Поросозеро, Кудамагуба, Коштомукса. Это были погосты, заселенные карелами по преимуществу. В рукописи приводилось большое число пословиц и поговорок, примет и загадок, описывались животный и растительный мир прихода, климат, местные полезные ископаемые, а также разнообразные занятия жителей (ловля птиц, белок, оленей, лесной сплав, добыча руды и т.д.) Часть сообщения посвящалась церковным праздникам и увеселениям местных жителей. Так, например, автор замечал: «…в самый праздник первым долгом считают сходить в Церковь или Часовню, помолиться Богу и поставить свечу. После Богослужения обед, за которым мужички выпивают и водки. Нетерпеливые не ожидая Богослужения сходив в Церковь и поставив свечу напиваются до обеда… После обеда молодежь — девицы и холостяги в приятную погоду сбираются на нарочитое место, называемое игрище, и начинают петь и плясать. Песни поют по–русски и слаженно, — ничего не понимая. Пляшут по песням и гармонии. Прочих музыкальных орудий нет». «Кроме Праздников молодежь в каждой деревне в Воскресенье собирается в одно место: здесь поют песни, играют шином, столбом, мячком и вертятся. Зимою почти в каждый вечер ходят на беседу в одну избу, а большею частию в ригачу: где поют песни и пляшут. Пожилые мущины играют в рюхи, мячком и в карты–дураки. Женщины посещают ближних и знакомых. — Дети играют: в рюхи, в лодышки, мячком, имушкой, шильцом, в деньги, волкушком, оленем… При споре — в игре — кидают рукавицу. Если рукавица, брошенная на имя подозрительнаго или виноватаго, падает пальцом: то оправдывает его. А если падет затылком: то осуждает. Причем предварительно говорят: Рукавица, рукавица! Скажи Божью правду». А. Петропавловский приводит примерный годовой расчет жизненных средств на крестьянина с семьей (жена и двое детей) и хозяйством (1 лошадь, 3 коровы, 4 овцы). Среди этих сведений немало любопытных данных. На две мужские души крестьянин каждый год высевает в поле 2 маленки ржи и 8 маленок ярового хлеба, оставив две маленки под пар. Малёнка весит 1 пуд 3 фунта. В лес, на подсеку, высевают 2 маленки (так называемая подсека). За год семья крестьянина из четырех человек потребляет своего хлеба 100 маленок + прикупает 2 маленки или 3 куля муки, расходуя каждую неделю примерно 2½ маленки. Репы за год выращивают до 100 кошелей, в кошель входит пуд и более. Репа — первое кушанье, замечает автор, она заменяет все овощи. Корова стоит 7½ рублей, жеребенок — 5 р., овца — 1½ р., трое дровней — 3 рубля. Лодка делается на 10 лет и стоит 5 рублей серебром. Податей и повинностей государственных за две души крестьянин платит 16 рублей серебром. Праздничное годовое угощение стоит три рубля, на церковь и причт тратится за год — 1 рубль, на щегольство — 8 рублей. Свадьба крестьянину обходится в 10 рублей, похороны — 1 рубль, крестины — 30 копеек серебром. По требованию Олонецкого Духовного начальства священник в 1850-е годы усердно собирал сведения о раскольниках. Среди 26 сообщенных в РГО примеров есть общеизвестные, такие, как, например, неприязнь к табаку, отдельная посуда или строгие ограничения в пост: «если узнают, что в чашке их был табак, то чашку разбивают. Если кто из православных напьется с чашки раскольника, то чашка оскверняется и должна быть брошена». Бороды и усы раскольники не стригут: «а верховище на голове стригут, оставляя виски». В понедельник не едят скоромного. Есть «скором» в пост хотя бы один день – величайший грех, «неумолимый». Однако среди заметок о раскольниках есть очень интересные. Священник описывает, как в воскресенье в избе староверы первым делом кадят образа и крест свой ладаном, а потому каждый из них имеет кадельницу. Они строго наблюдают, чтобы никто не умер без ладана, говоря: «…надобно караулить, чтобы без ладану не умер». Поминовение по усопшим совершают следующим образом: «нанесут на кладбище пирогов, которые полагают на верхнюю часть могилы, а сами хвоиною пашут по могиле приговаривая: «Упокой Господи душу рабы (имрек)». Всякое дело, тем более важное, начинают «обварачиваясь по солнцу». О происхождении сект даниловской и филипповской рассказывают следующее: «Данила и Филипп были праведные мужья. Живя между собою согласно, раз поспорили: Данила говорил: Надобно Бога молить за Православнаго Царя; а Филипп сказал: не надобно. – Не согласуясь в этом между собою они разделились: а потому произошли одни Даниловцы, другие Филипповцы». Молятся староверы всегда с листовками или четками. И молятся так, чтобы «листовка была пройдена в каждый день. Когда пройдут листовку, тогда говорят: «…листовку прочел, довольно молиться». По мнению священника, главными и необходимыми добродетелями раскольники считают: подаяние нищим, невозможность есть скоромное в понедельник, а рыбы во все постные дни, ношение староверческой одежды (у женщин — сарафан–костыч, рубашки с длинными рукавами, похожие на одежду монашескую). Нужно всё время ходить с листовкою, в запасе держать свечи и ладан, в праздничные дни зажигать свечи перед иконою и кадить их ладаном. Мы рассмотрели малую часть этнографических сведений, сообщенных священником А. Петропавловским. Кто же такой Александр Петропавловский? Из какой он семьи? Как «взросли» его этнографические интересы? Какова судьба священника? Александр Николаев Петропавловский родился в 1828 году в Вырозерском погосте Повенецкого уезда. Отцом его был приходской пономарь Николай Федоров Петропавловский, поступивший в штат в 1820 году из Водлозерско–Пречистенского погоста Пудожского уезда. Там служил его дед диакон Феодор Алексеев. Об отце Александра Петропавловского мы имеем следующие сведения: он родился в 1804 году, закончил Каргопольское уездное училище, почти двадцать лет прослужил в Вырозере, затем в 1838 году был перемещен в Великогубский погост близ Кижей и рукоположен во Диакона. Скорее всего был Николай Федоров человеком замечательным. Хотя звание носил почти всю жизнь скромное — диакон. В мае 1848 года Николай Федоров Петропавловский стал Наставником Великогубского сельского училища. Учительской должности остался верным до конца жизни. В 1871 году за обучение детей по должности Сельского Наставника был Высочайше награжден Орденом Святой Анны 3-ей Степени. Получение такой высокой награды — большая редкость среди сельских учителей. В этом же году 67-летний Н.Ф.Петропавловский был рукоположен во Священника к приписной Варваринской Яндомозерской церкви Великогубского прихода, но прослужил там недолго. В 1877 году он вышел в отставку на учительский пенсион (90 рублей в год) и уехал доживать свой век к младшему сыну священнику Стефану Петропавловскому в Кулгальский приход Пудожского уезда. Всего у Николая Федорова и его жены Параскевы Петровой было трое детей: Александр, Александра, 1832 г.р., впоследствии вышедшая замуж за купца города Ревеля, и Стефан, 1835 г.р. Стефан Петропавловский стал известным в Олонецкой губернии священником, Благочинным, а также Духовником для церковнослужителей. В такой семье вырос Александр, будущий корреспондент Русского Географического Общества. Он женился на дочери пономаря из деревни Кузаранда Алексея Иванова Параскеве Алексеевой, родившейся в 1830 году. Александр Петропавловский служил в Повенецком уезде (Янгозерский и Юштозерский приходы), потом в Петрозаводском уезде (Шуйский приход близ Петрозаводска). Умер рано, от холеры, ему было 38 лет. Похоронен на шуйском кладбище близ церкви. После его смерти вдова Параскева Алексеева с одиннадцатилетней дочерью и трехлетним сыном уезжает к свёкру в Великую Губу. Там она почти 25 лет служит просфирней, проживая при великогубской церкви. Лишь когда её сын Николай получил Леликовский приход близ Сенной Губы, она выехала в Леликово, где до самой смерти жила с его семьёй. Сын Александра Петропавловского Николай родился в Юштозерском погосте Повенецкого уезда 18 апреля 1863 года. В 1883 году окончил Олонецкую Духовную семинарию. С 1883 по 1890 гг. был, как и дед, учителем Великогубского земского училища. Женился он на дочери толвуйского священника (к тому времени умершего) Василия Герасимова Соловьева Параскеве Васильевой в 1889 году, а 5 августа 1890 г. был рукоположен во Священника к Леликовской Предтеченской церкви и определен законоучителем Леликовской церковно–приходской школы. Он прослужил в этой церкви без малого 30 лет. С началом гражданской войны в 1918 году выехал с семьей в Киев к одной из старших дочерей. Во время Второй мировой войны его дочь Вера вместе с мужем и детьми была репатриирована в Германию, откуда после войны переехала в Америку. Внук Александра Федоровича — Святослав Поллак, профессор Калифорнийского университета, физик–атомщик, — ныне проживает в Лос–Анджелесе. В 2001 году он прислал в музей «Кижи» краткие воспоминания и семейные фотографии. * * * Ещё одним из многочисленных корреспондентов ИРГО был священник Пудожской градской Троицкой церкви Иоанн Васильев Георгиевский. В ответ на просьбу о содействии Географическому Обществу 24 сентября 1853 года он написал Владыке следующее: «… я по месту своего служения с полным удовлетворением по силе возможности употребить всевозможный труд к пользе Общества желаю, и готов заняться сим предметом, сколько дозволит мне мои силы». К моменту написания рукописи священнику Иоанну Георгиевскому 50 лет, он уважаемый и известный в Пудоже человек, получавший неоднократные благодарности и награды за свою деятельность. С присущей ему основательностью и тщанием Иоанн Георгиевский начинает собирание сведений, интересующих Общество, и через два года высылает в С.-Петербург 70-ти страничную тетрадь, названную «Этнографические сведения Олонецкой Губернии о Городе Пудоже с принадлежащими к Оному окрестными селениями». Вскоре в его послужном списке появляется письменная благодарность ИРГО: «в 1856 г. за доставленныя в Императорское русское Географическое общество сведения, объявлена ему от онаго искренняя признательность». Рукопись отличает скрупулезность и серьезность исследования. Начинается она с рассказа об истории города Пудожа: «Город Пудож учрежден Императрицею Екатериною Великой в 1785-м году из большаго тут селения. Название свое получил Оный по преданию старожилов от пудовой дуги издревле вытащенной сетями одного рыбака в одном небольшом озере, при коем существовавшие в то время жители дали название своему селению «Кондакова» от слова конда - пуд, а отсюда и самому городу усвоили наименование Пудога…» Автор характеризует местных жителей как русских, потомков новгородцев, и приводит небольшой словарик местных слов, «свойственных дикопоселянам». Так, например, базловать значит щеголять, бачага — это лужа, бабка — десятеричное число ржаных снопов, бахилы — кожаные сапоги, божатка — крестная мать. Волок — дорога, вопить — плакать, загоска — кукушка, курева — падение снега. Казак — работник, лонский — прошлогодний, ляга — скопление грязной воды, грязь. Шишкун — колдун, корба — дикое болото, клить — чулан возле избы. Очень интересны слова, раскрывающие оттенки человеческого облика и характера. Выродок — человек малого роста, а долочня — человек большого роста. Гулень — праздный, гуня — тихий человек. Дрочень — одинокий, детина — молодой, жидомир — скупой, заброда — бродяжий, избрюшник — ненасытный, муня — неопрятный, дюк — праздный ленивый человек. Отёк — ленивый, росказ — болтливый, роззиня — полоротый, соныря — сонливый, стороник — упрямый человек и т.д. Вслед за рассказом о языке священник переходит к рассмотрению домашнего быта пудожан. Описав крестьянскую избу, подробно останавливается на одежде: «…особенно замечателен праздничный наряд девушек и вообще женщин. Первое достоинство в праздничном порядке для девицы составляет убранство головы и вот в чем состоит оно: Волосы девицы заплетываются на одну косу, которая обвивается шелковыми ленточками разного цвета, коих концы остаются в висячем положении на две и на три четверти; лоб девицы украшается по местному названию, поднизью, низанною жемчугом, простирающеюся от одного уха до другого, а в широте на один вершок, по коей привешивается подзор, называемый короною; в уши вдеваются низанные также жемчугом серьги; Иногда же вместо короны, голова девицы подвязывается шелковою косынкою в виде простонародного названия моды, но только с тем различием, что коса остается не под косынкою, но в висячем положении. Стан девицы украшает штофный или парчевый сарафан, обшитый по подолу золотыми позументами, — по сарафану развиваются концы длинного шелкового пояса: Поверх сарафана одевается штофная душегрейка имеющая в окружности от 18 до 20 сборов, из под которой выказываюся коротенькие белокисейные рукава рубашки. Оконечности рук покрываются бумажными перчатками, а иногда эти перчатки бывают нанковые и простираются до самых локтей и замечательно то, что в них нет перстов, вероятно для того, чтобы можно было видеть на голых перстах перстни и кольца. Из под сарафана выказываются ноги обутые в портные беленькие чулки и сафьянные башмаки разного цвета. Тот же самый наряд принадлежит и замужним женщинам, с тем только различием, что на голове бывает бархатный повойник, называемый в простонародьи цепцем. Зимою этот наряд изменяется только тем, что вместо душегрейки, по сарафану одевается штофная или парчевая фальдистая шубка не длиннее колен; Наряд этот есть общий — Горожанок и Поселянок. Но так как этот полный наряд, по бедности здешних жителей не для всех доступен, то беднейшие из женщин поставляют себе за необходимость обзавестись помянутым головным убором, и потому надобно сказать, что здесь последняя работница (казачиха) непременно имеет жемчужную поднизь, и если не богатую коронку, то по крайней мере в том же формате, штофную или бархатную ленту, называемую здесь подберихою». Далее 20 страниц рукописи посвящены описанию свадебного обряда пудожан. Замечательно, что священник приводит многочисленные тексты причетей, исполняемых невестой и вопленицей во время свадьбы. Следующий за свадьбой рассказ о праздниках украшают приведенные тексты пяти плясовых песен и десяти молодежных гаданий. Повествуя о занятиях жителей пудожских приходов, священник особое внимание уделяет описанию заготовки льна как дающей главную прибыль крестьянам. «Круглым числом выпахивается льна на семейство от 10–ти до 30–ти и более пудов, это можно сказать и есть главный источник денежных приобретений всех жителей здешнего края, и только при посредстве его и могут уплачивать казенные повинности. Запашкою льна занимаются мужчины, а выделкою его женщины. Надобно между прочим заметить, что в сем промысле преимущество в выделке льна всегда на стороне Селений окружающих Пудож, нежели в самом Пудоже. Лен высевается вместе с яровыми хлебами около половины Мая, под борону, которою угляживается земля до большей плотности, так что едва знать бывает на полосе копыто лошади. Сряду по выходе его из земли женщины стараются очистить его от всех сорных трав или как они говорят «выполоть». Затем в 1–х числах Сентября, а когда и ранее, лен срывают с земли и связав в снопы, отвозят к рекам и озерам, — и для промочки погружают в воду, где и удерживают его от 2–х до 3–х недель, смотря по надобности. Чтобы узнать, вымок ли лен, берут для опыта, по–местному названию «опыток» из мочища, пясть льна и просушив его отделяют костицу; если вместе с костицею ломается и волокно, то это признак того, что лен ещё не готов; есть ли же костица свободно отделится от волокна — то лен готов. В последнем случае, лен вытащив из воды расстилают на земле на неделю и более, чтобы его промыло росою и дождями, и вместе с тем, чтобы несколько обсохнул. — Затем для окончательной обсушки сваживается в топленые овины, где просушив его, отделяют от костицы. После сего лен идет уже в продажу. Продаваемым льном с Пудожского уезда снабжаются все уезды Олонецкой Губернии и сверх того значительное количество онаго отпускается в Архангельскую Губернию и в С. Петербург. В зимнее же время женщины занимаются заготовкою холста тоже в большом количестве и хорошей доброты». Иоанн Васильев Георгиевский — дьяческий сын — родился в 1805 году, обучался сначала в Каргопольском Духовном уездном училище, возможно, вместе с отцом Александра Петропавловского, а потом в Новгородской Духовной Семинарии. В 1828 году он был рукоположен во Священника Шальского погоста Пудожского уезда церкви Преображения Господня, а через год по прошению к Пудожской Троицкой церкви. У него было много обязанностей: член оспенного и тюремного Комитетов, увещеватель раскольников и т.п. В 1843 году Иоанн Георгиевский по собственному желанию, был командирован во флот, где находился на фрегате «Венус» в течение нескольких лет. Все священнические документы характеризуют его поведение как «очень хорошее». Жена Мария Васильевна была младше его на 4 года, «грамоте не учена». Сын – Василий, 1837 года рождения. По окончании Олонецкой Духовной Семинарии Василий Георгиевский в 1860 году был рукоположен во Священника Каргопольского Христорождественского Собора, а в 1862 году определен законоучителем в Каргопольское Приходское градское училище и переведен в Предтеченский приход города Каргополя к церкви Спаса Нерукотворного. Жена его — Анастасия Антониева, 1842 года рождения, «читать и писать умеет», малолетние дочери — Мария и Александра * * *

Посланные в 1850-е годы в ИРГО рукописи священников описывали с этнографической точки зрения практически все уезды Олонецкой губернии, кроме Каргопольского. Возможно, часть рукописей не дошла до Географического Общества, но была опубликована в периодической печати либо «осела» в рукописных фондах музеев и библиотек. Среди таких примеров — рукопись священника Каргопольской Градской Предтеченской церкви Иоанна Матфиева Ивановского 1860–1861 гг. Материал составлен из подробных ответов на вопросы Программы РГО и адресован Благочинному г. Каргополя Христорождественского Собора Протоиерею Василию Яжелбицкому. В своем сообщении автор описывает наружность каргополов, их домашний быт, умственные и нравственные способности и образование, рассказывает о народных преданиях и памятниках, ремеслах и занятиях (земледелие, скотоводство, садоводство, пчеловодство, рыболовство, извозничество, бурлачество, сбор ягод и грибов и т.д.). Среди разнообразных этнографических материалов имеются очень интересные подробности о свадебных обычаях, народном веселье и праздничном костюме. Так обрисовывает священник отец Иоанн Ивановский праздничное платье мужчин и замужних женщин: «Платье мужское в Городе у купцов и мещан праздничное синяго сукна и суконные или плисовые панталоны; зимою сверху оных тулуб на бараньем или на беличьем или на лисьем меху, крытый сукном или нанкой, имеются также и енотовыя шубы… У крестьян платье мужское праздничное, синий кафтан или полукафтаны и сверху оных старый армяк на распашке. Зимою вместо армяка тулупы бараньи покрытые нанкой или сукном синим, панталоны, суконные, плисовые или пиковые, на головы шапки или фурашка, на головы сапоги… У женщин: …парчевые, шелковые и ситцевыя сарафаны, коленкоровые или кумачные или ситцевыя русския рубашки, на шее платки или бамажные, или шелковые; на передники или фартуки длинные: коленкоровые и ситцевыя; на голове у женщин здерихи, которые попереди делаются в виде конскаго копыта, на верх которых окручивается сорока или из какой–либо материи или из белаго кружева или кокошника вынизанные жемчугом или бусами; а у девиц перевяски из широких гасов, золотых, полузолотых мишурных; в косу распущенную сзади сплетается или привязывается широкая долгая лента шелковая; сверху оных здерих или перевязок надевается большой плат или шелковый или бумажный, на ногах башмаки. Ситцевый сарафан называется ситцевик, штофный сарафан — штофник, парчевый — парчевник. Зимою сверх сего платья надеваются шубы или ватныя, или меховыя, крытыя синим сукном или нанкою. У женщин прежде бывали да иные есть хотя редко сукманы, сделанные из домашняго сукна, окрашеннаго в красную краску, вывариваемую из матурнаго коренья, они шьются также, как и сарафаны». В дальнейшем, рассказывая о современных особенностях общественного быта, автор добавляет: «Кокошники вместо жемчугу ныне вышиваются бусом, впрочем кокошники и здерихи вовсе вывелись в городе, а носят оные одни только крестьянския женщины; Повязки на голове носят также одни только деревенские девушки, а городовые носят гребенки». Описывая праздники, священник замечает: «Праздники в городе в приходе главный Иванов день 24-го Июня, а в деревнях Иоанну Златоусту и Фролов день, впрочем о праздниках особенностей никаких не бывает. В городе веселятся: ходят друг к другу в гости на обеды, вечера и ужины и угощаются кофием, чаем, винами и приятным десертом, играют господа и купцы в карты, а кавалеры и дамы танцуют под орган; а мещане с девицами играют…» Среди молодёжных игр, названных автором («в соседи», «по трое», «в веревочку», «городом»), рассказывается и об игре «ковром», исполняемой чаще на свадьбах: «…сперва мущина берет девицу и ходит по комнате приплясывая, а девицы и молодцы поют песню: девушки пива наварили, зелена вина накурили; за ковром послали и прочее, песня кончается, кого я люблю, того я возьму, за собой поведу; и ходившая девица берет молодца, какого хочет и ведет за собою, и песня опять поется снова; и таким образом наберется пар десять и 15-ть, и когда в одной комнате не помещаются, то переходят в другую и третью комнату; а если в доме кругом комнаты, то ходят по всем комнатам кругом, поют ту же песню и пляшут». Рассказывая о заветах, которые делают крестьяне, священник упоминает часовню Ивана Волосатого, славящуюся своим действием: «Для купанья в означенной часовне приходят люди издалека, даже и зимою, почитая воды из источника целебными. В нынешнюю Зиму в конце Февраля приходила женщина с Кленова верст за 60-т и отслужила в нашей Предтечинской церкви молебен Иоанну Предтечи, а потом отправилась в означенную часовню Ивана Волосатого окупаться, сказывая что был такой завет положен». Священник Иван Матфиев Ивановский, автор цитируемой рукописи, сын пономаря Ухотского прихода Вытегорского уезда Матфея Ивановского, родился в 1816 году. После окончания Олонецкой Духовной Семинарии 25 декабря 1839 года был рукоположен во Священника города Каргополя к церкви Рождества Иоанна Предтечи. Поначалу священническая судьба его складывается успешно. С 1846 по 1862 гг. он одновременно с церковным служением был увещевателем подсудимых в Каргопольском уездном суде, в 1853–55 гг. – временным присутствующим в Каргопольском Духовном правлении. Пять лет – с 1857 по 1862 годы – прослужил законоучителем Каргопольского градского приходского училища. В 1862 году его увольняют от священнической должности г. Каргополя и отправляют в Лепшинский приход Каргопольского уезда. На момент написания рукописи он вдов, имеет двух сыновей — Александра и Илию, обучающихся в Каргопольском Духовном уездном училище. Его мать, вдова пономаря Матфея Ивановского, живет в семье брата – дьячка Ухотского прихода Вытегорского уезда Василия Матфиева Ивановского. Из значительного числа корреспондентов Императорского Русского Географического Общества мы выбрали трёх священников, служивших в середине ХIХ века в Повенецком, Пудожском и Каргопольском уездах Олонецкой губернии. Это было время стабильного существования традиционного крестьянского уклада, ещё не испытавшего на себе сильного влияния городской культуры. Священники сумели запечатлеть этот момент, ярко, с обилием деталей, обрисовав повседневную жизнь крестьян и мещан, занятых крестьянским трудом (даже череда многочисленных праздников считалась делом обычным). Сбор материалов, предпринятый священниками по требованию Епархии и не осознаваемый ими как некая научная деятельность, привел к созданию богатейшего фонда этнографических материалов, который будет полностью проанализирован и по достоинству оценен, видимо, исследователями ХХI века как замечательный вклад российского духовенства в российскую этнографическую науку. Информационный отдел Петрозаводской и Карельской епархии по материалам статьи Калашникова Р.Б. Священники бытописатели Олонецкой губернии середины 19 века. (А.Петропавловский, И.Ивановский, А.Георгиевский) // Кижский вестник №8 Ред. И.В.Мельников Музей-заповедник «Кижи». (Петрозаводск. 2003. 270 с.), 2020 год.