УЧИТЬСЯ В ВЕЛИКОЙ ШКОЛЕ ИСТОРИИ

Выступление митрополита Омского и Таврического Владимира

на XXVМеждународных Рождественских образовательных чтениях

«1917–2017: уроки столетия»

(Москва, 25-27 января 2017 года)

Ваше Святейшество!

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства!

Дорогие отцы, братья и сестры!

Уважаемые дамы и господа!

Две даты, которые вынесены в название наших нынешних Чтений – 1917 и 2017 – закольцовывают собой, пожалуй, одно из самых драматических столетий в истории России. За это столетие и нашей Церкви, и всему нашему народу довелось пережить столько, сколько иные народы не переживают и за несколько столетий. Трижды радикально поменялся политический строй. Две кровавые войны, Гражданская и Великая Отечественная, не считая нескольких менее масштабных войн: Японской, Финской и Афганской. Натиск на Церковь, массовые репрессии, раскулачивания, переселение целых народов… С другой стороны, нельзя отрицать и то, что была ликвидирована неграмотность, возрос научный и культурный потенциал страны; что была одержана победа над фашистской Германией – самым антихристианским государством за последние века.

Хочется высказать пожелание, чтобы нынешние и будущие историки, мыслители, педагоги и все мы строго и беспристрастно осмыслили события, происходившие в прошедшем столетии, отойдя от эмоциональных и односторонних оценок, слишком долго преобладавших в отношении советского периода и среди Церковных, и среди светских историков.

Не стоит идеализировать этот период, но не стоит и отрицать его. Нужно извлекать из него уроки. История народа – это его великая школа, в которой все мы – ученики, а Учитель у нас один – Триипостасный Бог. В этой Школе нет младшеклассников или старшеклассников – но есть праведники и грешники; есть те, кто стремятся жить по Заповедям Божиим, и те, кто пытаются жить только по стихиям мира, а не по Христу (Кол.2,8), то есть те, кем руководят похоть плоти, похоть очей и гордость житейская (1Ин.2,16). В этой Школе не выставляют отметки, но одни в ней обретают вечное спасение, а другие обрекают себя на вечные муки. Ведь, как и в обычной школе, в Школе Истории бывают и наказания – и наказания эти приводятся в действие не по жестокости Учителя, но попускаются по великой любви Его к нам, Его чадам, Его ученикам, ибо наказание – это не месть. Слово наказание происходит от слова наказ, что значит урок, научение. И эти наказания попускаются, дабы мы вразумились ими, дабы мы извлекли из них для себя уроки.

Какие же уроки мы можем извлечь для себя из той коренной ломки, которой в 1917 году подвергся весь, казалось бы, веками утвержденный порядок?

Прежде всего, это уроки для самой Русской Православной Церкви. Нужно открыто признать, что если бы Русская Церковь была в то время сильной, если бы в ней сохранялось то апостольское рвение, то горение духа, та строгость духовной жизни, какими она и должна обладать, будучи Телом Христовым, ­– то не произошло бы таких кровавых потрясений, не смогла бы так прочно и надолго восторжествовать богоборческая власть. Духа не угашайте, – призывает первоверховный апостол Павел (1Фес.5,19); но, к великому несчастью, начиная с Петра Первого, а отчасти и раньше, и в Церкви, и в российском обществе стало все более заметно это угасание духа, духа деятельного христианского служения. Православная Церковь, оказалась в полном подчинении у светских властей, и любое живое движение в Церкви сразу вызывало их недовольство. Вспомним, какие препятствия чинили власти возрождению старчества, как преследовали первого возрождателя Оптиной пустыни – преподобного Льва Оптинского, как запрещали ему принимать приходивший к нему народ… Несколько десятилетий русское старчество, которое мы сегодня почитаем как одно из самых ярких проявлений христианской жизни – было под полицейским гнетом. И не только старчество – вся Православная Церковь, включая ее епископат, было под жестким и мелочным контролем со стороны государства. По решению светской власти даже архиереев легко могли подвергнуть опале, лишить кафедры или сослать в какую-нибудь отдаленную епархию. Чтобы не допустить усиления епископата, архиереям не давали править одной кафедрой более четырех-пяти лет: едва новоназначенный архиерей полностью входил в дела и нужды своей епархии, едва начинал что-то делать полезное для нее, как его уже переводили в другую… Да, тогдашние власти часто жертвовали средства на нужды Церкви – но еще чаще мешали ей нести людям Свет Христов. Например, когда был присоединен к России Туркестанский край и образована новая кафедра – Ташкентская и Туркестанская, тогдашний генерал-губернатор края, генерал фон Кауфман, заявил, что «не потерпит в Ташкенте ни одного попа», и не дал возможность епархиальному архиерею обосноваться в Ташкенте, административном центре края. И полстолетия, вплоть до 1917-го года, Туркестанским архиереям приходилось окормлять свою паству из города Верного (ныне Алматы), несмотря на то, что это было крайне неудобно, и они неоднократно поднимали вопрос о переносе кафедры в Ташкент.

Вот до какого абсурда порой доводила в те времена политика светских властей в отношении Церкви! У нее был отнят голос, она, по сути, превратилась в послушный придаток государства. И, хуже всего, что этот придаток становился все более и более обособленным от жизни общества. Священство вырождалось в замкнутое сословие, было лишено притока свежих сил: священнослужителями становились почти исключительно только дети из священнических и диаконских семей, из других же сословий доступ к Церковному служению был закрыт. Вплоть до девятнадцатого века духовенство было самой грамотной, самой просвещенной частью общества, а потом оно все более и более отставало от светской интеллигенции по уровню образования, и это отставание ощущается по сей день.

Разумеется, сегодня, по сравнению с теми гонениями и притеснениями, которые Церкви пришлось пережить при советской власти, период до 1917 года кажется многим чуть ли не «золотым веком» русского Православия. Не будем обманываться: это было не золото, это была внешняя позолота, под которой скрывались и десятилетиями накапливались нерешенные проблемы, которые дали о себе знать после Октябрьской революции. Прежде всего, это сказалось в тех колоссальных масштабах, в каких народ отпал от Церкви, перестал посещать Богослужения, исповедоваться, причащаться Святых Христовых Таин. И не только интеллигенция, которая в большинстве своем была безрелигиозной и до революции – но тот самый простой народ, который считался главной опорой Церкви: миллионы крестьян, рабочих, торгового люда… Да, сделали свое дело и репрессии против Церкви, и массированная атеистическая пропаганда. Но главная причина такого массового отпадения от веры была, думается, в том, что Христианская вера сделалась чисто обрядовой; смысл Евангельской проповеди, идеалы Христианства были, по сути, заслонены внешним обрядом, который, в отрыве от внутреннего содержания, превращается в мертвую форму.

Не случайно один из выдающихся церковных деятелей начала прошлого века, святитель Николай Японский, писал в 1904 году в своем дневнике: «За что бы нас любить и жаловать? Дворянство наше веками развращалось крепостным правом и сделалось развратным до мозга костей. Простой народ веками угнетался тем же крепостным состоянием и сделался невежествен и груб до последней степени; на всех степенях служения – поголовное самое бессовестное казнокрадство везде, где только можно украсть. Верхний класс – коллекция обезьян – подражателей и обожателей то Франции, то Англии, то Германии; духовенство, гнетомое бедностью, еле содержит катехизис, – до развития ли ему христианских идеалов и освещения ими себя и других?.. И при всем том мы – самого высокого мнения о себе: мы только истинные христиане, у нас только настоящее просвещение, а там – мрак и гнилость; а сильны мы так, что шапками всех забросаем…».

И сегодня, читая эти сроки, поражаешься прозорливости святителя, точности диагноза, поставленного им и русскому обществу той предреволюционной поры, и Русской Церкви. Именно это сочетание старательно скрываемых внутренних болезней с вынужденной пассивностью духовенства, с невозможностью для него распространять Христианские идеалы и самому жить по ним, и стало одной из главных причин революционного катаклизма 1917 года. Были, разумеется, в Церкви те, кто, не угашая духа, не жалел сил на ниве Евангельского служения: это и уже названный святитель Николай, архиепископ Японский, и будущий патриарх, святитель Тихон, бывший тогда архиепископом Виленским, и прославленный в сонме священномучеников Сильвестр, архиепископ Омский, и праведный Иоанн Кронштадтский… И многие, многие другие. Но, к сожалению, настолько глубока была болезнь, охватившая русское общество, что даже величайшие усилия этих ныне признанных светильников дореволюционного Православия не могли уврачевать ее.

Поэтому, думается, главные уроки должны быть извлечены нами не из того, что произошло в 1917 году и после, а из того, что предшествовало этому, из того, что привело внешне благополучную и могущественную державу к крушению, а русский народ – к кровавой междоусобной войне и отказу от веры отцов.

Да, в советский период Православная Церковь понесла колоссальные потери: и людские, и материальные, и духовные. Но одновременно, и это тоже нужно признать, произошло своего рода очищение Церкви, ее возвращение к первоистокам, к идеалам раннего Христианства, от которых она слишком далеко отошла в синодальный, послепетровский период своей истории. В годину гонений Русская Церковь очистилась от самодовольной успокоенности, от неимоверной бюрократии, которая опутывала в ту эпоху все ее части, от сословной замкнутости, от множества теплохладных, «формальных» православных, которые бывали на Богослужениях не по велению духа, а только потому, что так было принято… Вся эта «накипь» сошла, и с Церковью остались лишь самые духовно стойкие. Так что революция стала не только великим несчастьем для Русской Церкви, но и моментом ее возрождения, ее славы. Как передавал первоверховный апостол Павел слова, сказанные ему Господом: Сила Моя совершается в немощи (2Кор.12,9). Именно в самые лютые годы гонений Церковь, униженная, ограбленная, обескровленная, явила в лице своих исповедников и новомучеников такую силу духа, такой героизм, какой история не знала со времен преследования Христиан римскими императорами-язычниками. И не только исповедники и мученики спасли Церковь, но тысячи и тысячи русских Христиан, которые продолжали, несмотря на атеистический гнет, молиться, ходить в храм и строить свою жизнь по заповедям Христовым. Благодаря их каждодневному, порой незаметному подвигу Церковь смогла пережить и мрачную годину репрессий и притеснений.

Более того, сегодня некоторые даже вспоминают советские годы – особенно поздние, когда гонение на Церковь уже не было таким жестоким, даже с некоторой ностальгией. Как, например, пишет известный композитор и философ Владимир Мартынов: «Благословенны советские времена, когда Церковь, будучи гонима, находилась под жестким репрессивным прессингом государства! Подобно мощной крепостной стене, этот прессинг отгораживал Церковь от маразматического кошмара и непробудной пошлости окружающей действительности. Здесь, в Церкви, каждый желающий мог обрести полную свободу и абсолютную независимость от посягательств современного мира». Это, разумеется, так – в годы гонений Церковь снова обрела независимость от царства мира сего, с которым она была насильственно соединена до 1917 года. Но, с другой стороны, Церковь не могла свободно проповедовать Слово Божие, свободно говорить о себе. Оттого и желающих придти в Церковь, обрести в ней свободу от мирских соблазнов, было ничтожно мало.

Дорогие мои! Сегодня, по неизреченной милости Божией, наша Церковь переживает один из наиболее благоприятных и плодотворных периодов своей истории. В отличие от дореволюционного периода, она независима от государства, не является частью государственного механизма, не задавлена жестким и мелочным контролем со стороны светской власти. С другой стороны, Церковь ныне не подвергается гонениям, как в советский период, она может свободно и беспрепятственно осуществлять свое служение, свою Благовестническую и катехизаторскую миссию. Сегодня никого насильно не заставляют ходить в храм, как это было чуть более столетия назад, но и никому не запрещают, как это было еще на нашей памяти. Сегодня отношения Церкви с государством строятся на, если можно так сказать, партнерских основаниях. Это дает Церкви возможность сохранять независимость от светских, мирских структур и, вместе с тем, не подвергаться с их стороны жестким ограничениям. Все это – результат того, что и Церковь, и государство, и общество смогли извлечь уроки из истории и стараются избегать прежних ошибок. Люди старшего и среднего поколения хорошо помнят, какой была жизнь в государстве, где Церковь была насильственно исключена из общественной жизни, где свободой пользовалась только пропаганда атеизма. Сегодня стоит задача передать этот исторический опыт молодежи, новым поколениям россиян, которые родились после распада Союза, и для которых советское время – это почти такой же далекий и непонятный период, каким для старшего поколения был дореволюционный. Поэтому особенно важно усилить преподавание отечественной истории, как в светских вузах, так и в семинариях; больше сил и средств выделять на исторические исследования, изучение архивных документов. Необходимо учиться истории и учиться у истории – ведь христианское мышление исторично, для него прошлое всегда живо. Только так мы сможем в будущем избежать повторения трагических ошибок, только так сможем достойно пройти обучение и выдержать экзамены в той великой Школе Истории, в которой Господь обучает всех нас.

Благодарю за внимание.