Новости Донской митрополии
Руководитель отдела по тюремному служению Ростовской-на-Дону епархии рассказал о работе с трудными подростками.
По статистике областного МВД, в 2014 году количество преступлений, совершенных подростками, в регионе снизилось по сравнению с предыдущим годом на 11%. Казалось бы, хороший показатель. Однако если его сопоставить с данными 2012 года, то получится, что количество преступлений, наоборот, выросло на 19%. После резкого спада уровня детской преступности с 90-х годов и до конца нулевых, последние пять лет Ростовскую область «качает» из стороны в сторону. Bloknot-rostov решил узнать у руководителя по тюремному служению Ростовской-на-Дону епархии иерея отца Андрея Мнацаганова, какая в регионе ситуация с подростковой преступностью и какие методы профилактики сейчас внедряются на Дону.
Многие ростовчане знают об отце Андрее благодаря его неординарным поступкам. В священники он пришел из бизнесменов, променяв бизнес и строительную фирму на небольшой приход Святых Царственных Страстотерпцев в поселке Красный Сад под Батайском, а свой собственный дом отдал под реабилитационный центр для бывших заключенных. По долгу службы отец Андрей занимается как со взрослыми преступниками, так и с несовершеннолетними. Что касается последних, то неважно, отбыл ли наказание подросток, имеет ли условную судимость или просто замечен в плохой компании, – в большинстве случаев его направляют на профилактическую беседу к отцу Андрею.
У отца Андрея и его помощников есть свой проверенный метод профилактики – это горы. Вот уже несколько лет подряд в рамках проекта «Социальный дом» он устраивает туристические походы и поисковые экспедиции на Кавказ. С собой в путь берет трудных подростков. По твердому убеждению священника, нет в мире лучшего средства, чем занятия спортом. Когда-то именно спорт помог выбрать ему верную дорогу в жизни.
— Отец Андрей, какова, по вашим наблюдениям, ситуация в области с динамикой детской преступности?
— Понимаете, вопрос о показателях детской преступности в основном засекречен. Сейчас в большинстве случаев все стараются замылить глаза. Вот в последнее время, я смотрю, количество сидельцев в нашей Азовской воспитательной колонии уменьшилось почти в два раза. Очень мало детей, которые заочно осуждены. Но, я думаю, что полная картина мне станет ясна уже в скором времени, потому что мы рассмотрели намерения о сотрудничестве с МВД. Будем работать с детьми, которые имеют деструктивное поведение. Это те, которые не осуждены, а просто находятся на учете в КДС – комитете по делам несовершеннолетних. Вот тогда, думаю, еще можно будет как-то сориентироваться. А вообще статистика – это поганая штука. Как говорят, есть ложь простая, есть наглая, а есть статистика. Я придерживаюсь этого мнения.
— Находят ли свое место в жизни те подростки, которые выходят на свободу?
— Если уж вы по статистике, то скажу так: 80% подростков после выхода возвращаются обратно в колонию. Потому что с ними надо заниматься. Все ж блатные выходят, а их надо контролировать. Должны быть социальные реабилитационные дома. Как для подростков, так и для взрослых. Чтобы сократить расходы государства по борьбе с преступниками по их содержанию, надо вложить хотя бы часть средств на реабилитацию. А у нас нет, выпустили — и иди с Богом. Вечером мама с папой отмечают выход сына, и понеслась обратно…
— С кем вам работать тяжелее: с малолетними преступниками или со взрослыми уголовниками?
— В силу своего возраста с подростками работать намного тяжелей. У человека старше 26-27 лет уже есть взрослые понятия о жизни, он состоявшийся мужчина. Он хотя бы знает, что врать, тем более священнику, – плохо, лучше уж просто что-то сокрыть или утаить. А подросток играет с тобой. Он не такой, какой он есть. Он может притвориться, что он хороший, добрый, веселый и пушистый, но на самом деле ты его не можешь понять. Как я могу определить его искренность? По тому, как он относится к поручениям или поймать его на противоречии. Но если это сделать, он опять сразу замкнется и уйдет в сторону. Подростка нужно увлечь, а еще лучше – замотивировать чем-то .
— Почему вам пришла идея в качестве профилактики устраивать походы для трудных подростков?
— Да все ведь из меня, из жизни взято. Так же меня в 14 лет, пацана, отдали в кружок альпинизма. Я не был таким уж страшным хулиганом или преступником, но я крутился в компании, где совершались преступления и все остальное. Но Господь меня миловал. Появилось увлечение: меня подхватили и увлекли походы. В юности мне нужен был адреналин, испуги, беготня, убегания от милиции. А потом такой же адреналин я получил, когда стал в горы ходить. Да еще и больше. Только он уже законный был, и люди были вокруг другие. Там я стал по-другому жить. Вокруг словно твоя семья: никто не унизит, все на равных. Также на равных стараюсь вести себя со всеми. В том же походе священник я в определенные часы дня, а в основном веду себя как старший товарищ или старший брат.
— Но водить в горы детей, да еще и неблагополучных, не кажется вам опасным занятием?
— Когда я занимался альпинизмом, то один раз сорвался, упал и повис над пропастью. Еле вылез. После этого во мне что-то обломалось. В этот же год я пошел в церковь, произошла переоценка ценностей. Подумал, а стоит ли рисковать жизнью? Поэтому сейчас я не вожу детей в опасные места. Мы ничем не рискуем. Просто чтобы дойти до того, что красиво, надо иметь определенные навыки. Главное – это посеять зерно, чтобы у ребят возникло собственное желание заняться спортом. Тогда они начнут самостоятельно организовываться в спортивные группы. Вот там уже будет нужна слаженность. А у нас чисто послушание и ничего сверхъестественного. К тому же в походе у нас детей лишь треть. На пятерых ребят приходится десять взрослых. Когда такое соотношение, тогда все нормально. Один недосмотрел, второй не увидел, а третий все равно заметит.
— Как организовывается такой поход? Какой распорядок дня?
— Все постепенно. Их ведь много сначала приходит. Сперва встречаемся в реабилитационном центре. Показываю фильм о походе, кто-то проявляет интерес. В следующее воскресенье приходит столько-то, потом чуть меньше. Два-три месяца идет отсеивание. Сначала отправляемся в поход в Зайцевку – еще раз смотришь, как себя ведут, кто послушен, а кто — нет. Если человек адекватен и имеет разум, тогда беру в поход. Распорядок дня самый обыкновенный. Духовная составляющая – это молитва утром, за обедом и вечером. Конечно, о чем мы бы не говорили, во всем есть частичка Священного Писания, морального кодекса христианского. Оно или заканчивается на этом (я так разговор подвожу) или в середине возникает. Немного. Потому что если этого будет много, они просто всего этого не захотят. И конечно, любой наш поход – по местам боевой славы. Даже пускай это памятник или доска, но я всегда выбираю такой маршрут, что мы где-нибудь , но остановимся. В наше сложное время патриотизм должен быть на первом месте. Нужно уметь подчинить собственное «я» общим интересам. Все это воспитывается на примерах Великой Отечественной войны.
— Какой эффект от походов? Что он дает ребятам и что оставляет вам?
— Есть много положительных примеров. У всех остается желание вернуться. В училищах говорят, что ребята по-другому себя ведут. И по отношению друг к другу и к учителям. Нельзя сказать, что они становятся какими-то идеальными, но уже следят за речью и за своими поступками. Я же получаю только радость. Радость общения и нужности своей. С меня снимается моя напряженность по работе в тюрьме, идет сильная разгрузка.
— А как дела с дисциплиной? Сильно наказываете за проступки?
— Да что наказывать? Могу так наговорить, что будет страшнее наказания. А вообще детвора есть детвора. Как-то утром просыпаюсь, а все спят и спят, не могу понять, в чем дело. Бужу и спрашиваю: «Гуляли всю ночь?». Все молчат. Оказывается, пошли на горку, нашли там енота и за ночь весь запас конфет и печенья ему скормили. Еще один раз без разрешения на скалы убежали, правда, со взрослым. Но это редкость, в основном все стараются держать дисциплину. Любое проявление негатива стараюсь гасить более-менее жестко.
— Было ли такое, что вам приходилось переходить на «доступный» подростку язык?
— Переходить на него приходится в любом случае. Может быть, это и ложный авторитет, может быть, игра. Но если хочешь, чтобы подросток тебя слушал, ты должен уметь играть по его правилам. Есть в Святом Писании такая мысль апостола Павла: «Чтобы обратить язычников, я стал язычником, чтобы обратить беззаконных, я стал беззаконным». Это даже не лукавство – это форма общения. А как еще? Надо только исключать идиоматические выражения. Иногда лучше акцентировать какое-нибудь жаргонное словечко, но тут же себя поправить и сказать, что этого делать нельзя. Это снимет стену между тобой и подростком и обретет форму нравоучения. Все это необходимость, коммуникация, но заигрываться тоже не стоит.
— Какие перспективы у «Социального дома»? Сможет ли проект выйти на новый уровень?
— Акция в любом случае продолжается. А всероссийской она может стать только тогда, когда областные структуры и государство к этому делу подключатся. Нужно финансирование. Если тут мы обходились своими мелкими средствами, то здесь нужна помощь и защита государства. Да и походы – не универсальный метод. Одному надо, а другому нет. Поэтому сейчас переключаюсь – не только в горы, может, будем ходить, но и в пещеры, где не такие физические нагрузки, а с другими детьми хочу заняться плаванием и дайвингом.