В дни, когда митрополит Варсонофий (Судаков) попрощался с саранской паствой и вступил в управление Санкт-Петербургской епархией, редакция сайта Пензенской епархии сочла интересным опубликовать его воспоминания об архиепископе Пензенском и Кузнецком Серафиме (Тихонове) и о начале служения на Пензенской земле, записанные в 2000 г. тележурналистом Дмитрием Вишневским.

Мое знакомство с владыкой Серафимом (Тихоновым) началось, когда я учился в Московской духовной академии. В 1978 г. он стал епископом Пензенским и Кузнецким, и приехал на престольный праздник Троице-Сергиевой лавры, где и находится академия.
Мне было просто интересно узнать, кто же он — наш новый епископ? Ведь я поступал в семинарию из Пензенской епархии при владыке Мелхиседеке (Лебедеве), но потом его перевели в Германию, и на Пензенскую кафедру был назначен новый епископ — Серафим (Тихонов).
Два моих брата сразу вошли в окружение владыки Серафима, и когда они приехали в Лавру, то и мне было легче с ним войти в контакт и поближе познакомиться.
Его интересовала моя жизнь: как я живу в монастыре, чем занимаюсь, какие у меня послушания, как я учусь. Всё это он стал внимательно изучать и наблюдать за мной. Окончив семинарию, я остался в Лавре, три года нес послушание, а потом поступил в академию. Но все эти годы я, конечно, приезжал в Пензу, и с владыкой общался.
И когда началась в 1985 году перестройка, когда для Церкви открылись широкие возможности служить народу Божию, открывать храмы, — владыка почувствовал, что у него не хватает людей, энергичных помощников, которые могли бы использовать это время для блага Церкви. В очередной раз он приехал в Троице-Сергиеву Лавру где-то в феврале 1986 года. Я заканчивал академию, и вставал вопрос: оставаться ли мне в Лавре, или идти на приход в Пензенскую епархию. Когда мы встретились с владыкой, он сказал, что заберет меня в Пензу, что ему нужен помощник. Я поколебался: как отреагирует наместник монастыря? Но владыка сказал, что сам всё с ним обсудит. Вечером они побеседовали с наместником, а утром владыка Серафим мне сообщил, что они договорились — я сдаю экзамены, получаю документы и сразу же еду в Пензу.
Я сразу попал под такое его влияние, что не стал сопротивляться: значит, такая воля Божия по мне, что владыка Серафим берет меня на свое попечение и дальше будет заниматься моей судьбой. Я был уверен, что этот человек действительно за меня переживает.
* * *
Когда летом 1986 года я приехал в Пензу, то поселился возле владыки. Он мне дал квартиру и сказал: «Будешь заниматься пока канцелярской работой. Приглядывайся к приходской жизни, потому что ты жил в монастыре, и опыта другой жизни у тебя не было».
Три месяца я нес послушание в епархиальном управлении и с владыкой ездил по приходам Мордовии и Пензенской области. Первые впечатления о нем у меня тогда сложились такие: он был очень доброжелательным и ласковым в личном общении, но по службе бывал строг и взыскателен. Любой промах всегда либо его огорчал, либо огорчал потом нас.
Владыка Серафим как бы делил жизнь на две части: в храме он был один, а дома — другой. Но, слава Богу, что в храме он бывал меньше по времени, по два-три часа. Тогда я думал, что он — очень строгий владыка. Но потом понял, что его строгость как раз дисциплинирует духовенство, иподиаконов, водителей, всех, кто работает в епархиальном управлении. Все приходят вовремя, как часы, потому сам владыка никогда не опаздывал. Сколько я знал его, он всегда приходил четко, по расписанию. И, конечно, всех приучал к этому.
Тогда начинались веяния горбачевской перестройки, в обществе стали более или менее хорошо относиться к Церкви, и у нас появилось много работы. Вначале владыка Серафим хотел поставить меня настоятелем Успенского кафедрального собора, но поскольку эта должность на тот момент была занята, то он временно послал меня в Кузнецк. Однако засиживаться там не давал, постоянно звал в епархию, посылал в частые командировки в Москву и Мордовию.
Тогда начинался процесс передачи храмов, нужно было проводить собрания, создавать новые приходские советы. Жизнь забурлила, в это же время началась подготовка к тысячелетию Крещения Руси. Владыка Серафим перевел меня в Пензу и назначил настоятелем кафедрального собора. Здесь у нас начались более близкие отношения, контакт стал ежедневным. Каждый день мы встречались, обсуждали проблемы, помню бессонные ночи перед тысячелетием Крещения, помню, как трудно было раскачать государственную машину.
Так интенсивно продолжался у нас контакт до 1990 года, когда заговорили о разделении епархии. И когда пошли в Москве разговоры о том, что надо Пензенскую епархию делить, владыка Серафим первым заговорил о том, что будет рекомендовать меня на Мордовскую кафедру. Я сначала сомневался: как же так, меня с периферии, из Пензы, возьмут туда? Но он сказал, что уже предварительно в Ленинграде беседовал с Патриархом, и Святейший ему ответил: «В принципе, вопрос по делению епархии решен, а к кандидатуре я присмотрюсь».
Потом владыка Серафим представил меня в более расширенном виде, и Святейший Патриарх принял решение назначить меня на новообразованную Саранскую кафедру. Это был второй случай, когда владыка Серафим определил направление моей дальнейшей жизни.
Владыка очень тяжело переживал о том, что вдруг Мордовия отойдет от Пензенской епархии. Потому что он очень любил Мордовию, здешний народ, храмы. Он приезжал сюда ежегодно, служил, общался с людьми, и его здесь все любили. Поэтому, когда начался процесс разделения, он счел необходимым, чтобы я, будучи секретарем Пензенской епархии, возглавил Саранскую епархию, чтобы продолжить здесь его традицию.
Но и когда нас разделили, мои контакты с владыкой Серафимом не прерывались, мы постоянно общались, хотя уже и не так часто. Он мне сразу сказал: «Все священники в Мордовии расставлены на нужных местах, кадры четко подобраны, никого не меняй. Присмотрись сначала, потому что за эти годы я их расставил по их достоинству и образованию». Этого совета я и придерживался. За последующее десятилетие я сменил два-три человека, а все остальные, кого поставил на свои места владыка Серафим, так и служили.
Владыка рекомендовал меня на Саранскую кафедру, чтобы я не огорчал его, а наоборот продолжил то дело, которое он начал в Мордовии делать. Мне осталось только это все поддержать и дальше продолжать свое служение.
На Мордовской земле владыка Серафим тоже оставил очень добрую и светлую память. Его помнят священнослужители, помнят его советы приходских времен. Всегда, когда он приезжал после Пасхи, особенно на Троицу, — это была всегда очень торжественная служба. Собирались люди со многих сел, мордва одевала свои национальные одежды, — это всегда был праздник.
* * *
Он привлекал своей душой, своим сердцем, умом, обаянием. Конечно, он был строгий и справедливый человек. Мы понимали, что где-то владыка перехлестывал своей строгостью, но знали, что он имел благую цель. Его строгость вела к тому, чтобы мы стали лучше, совершенней, и мы никогда не держали обиды за то, что он нас поругал, — значит, так нужно было.
Я помню, однажды у нас ограбили собор. Владыка был в командировке в Москве, и я не знал, как ему об этом доложить. Он вернулся, сам мне звонит и говорит: «Ну, доложи обстановку» — я говорю: «Вот, владыка, такой несчастный случай: вырезали решетку и ограбили...» — он мне ответил на это: «Я должен был первым услышать об этом от тебя, а я услышал от милиции». Он сразу показал мне, как надо делать: ведь правильно, я должен был сразу доложить, а я все мялся.
Таких моментов, конечно, много было, когда он нас учил тому, что не нужно бояться ничего, нужно докладывать ситуацию, как она есть. Ведь когда скрываешь, когда что-то там хитришь-мудришь — в любом случае, владыка узнает, но потом уже будет неприятно ему с тобой общаться.
Он любил читать, всегда следил за новинками литературы. По почте ему приходило очень много журналов, периодики. Я помню, что когда приходил к владыке Серафиму после обеда, он очень часто сидел в садике и просматривал журналы. Он был в курсе всех современных веяний: Айтматов, Распутин, Белов, Солженицын — все их книги читал, очень интересовался этими проблемами.
Я много почерпнул от него в плане богослужения, отношения к людям, к Церкви. Он показывал действительно достойный пример — всей своей нелегкой жизнью, своим личным мужеством — как нужно защищать Церковь, показывал, что и мы так же должны всегда отстаивать интересы Церкви.
* * *
За много лет общения мы владыку видели в разных ракурсах: и как архипастыря, и просто как человека. Но мне навсегда запомнилась его забота о нашей семье, о моих родителях, о матери: он всегда мне говорил, что мать болеет, нужно больше уделять ей внимания. Меня это поражало — я же сын, и у меня к матери нежное чувство — и тем не менее, владыка мне подсказывал это. Такой он был человечный, что даже за мать мою переживал. Конечно, меня поражали в нем эти тонкие вещи. Казалось бы, какое отношение имеет к владыке имеет моя мама, — но нет!
Я никогда не забуду, как мы с ним ездили к нам на родину, в Саратовскую область. С такой нежностью он относился к простым христианам, к чужим людям: всех расспросил, как они живут, какие у них зарплаты, чем они занимаются, — у всех маминых родных. Он их не знал, он устал с дороги, — но это было неважно: настолько он вникал в состояние души человека, и если нужно помочь — всегда помогал.
* * *
Конечно, я благодарен владыке Серафиму за то, что он определил всю мою будущую судьбу. По его благословению я стал епископом, и за это, конечно, я ему благодарен всю жизнь. Я благодарен ему и за то, что он научил меня любить храм, строго относиться к богослужению, чтобы не было никаких разговоров в храме, чтобы была чистота и опрятность.
Это осталось у меня в памяти очень сильно, и я стараюсь в храме не допускать никаких разговоров и никакого шума. Такова была традиция пензенского владыки — я бывал в других епархиях и храмах, там часто священники разговаривают, а в Пензе такое было невозможно.
Владыка был аккуратен во всем. Он учил меня аккуратно работать с документами. Часто я писал ему записки, доклады, многие вещи, он проверял, подчеркивал, и учил, где и как нужно расставлять акценты. Поэтому еще он учил меня канцелярской работе.
* * *
Мы должны благодарить Бога за то, что был на нашем жизненном пути такой человек. Такие люди редко бывают в жизни.
Он был Богом послан сюда, на землю пензенскую и мордовскую, чтобы укрепить верующих в то время, когда Церковь еще была не в почете. Он отстаивал интересы Церкви в любых условиях, при любых правительствах. Он жил только для Церкви.
Владыка хотел увидеть процветание Пензенской епархии, и, конечно, кульминацией его трудов был приезд Святейшего на 200-летие Пензенской епархии. К этому юбилею готовилась епархия, владыка Серафим отдал на это все свои силы.
Я думаю, что нынешние священники, которые были рукоположены владыкой, вспоминают его только с доброй стороны. Потому что ничего плохого он никому не делал: если кого-то и наказывал, то по делу, для того, чтобы воспитать человека, исправить его. Я думаю, сегодня все мы, всего его духовные чада, должны молиться о нем и подражать ему во многих сторонах церковной жизни. Мы знаем многих архиереев, но похожих на него нет.