Никак не желающая заканчиваться мрачная осень сказывается на нервах — даже самых крепких. Черно-белая расцветка действительности мало радует: мысли приходят далеко не самые радужные, причем не сильно-то интересуясь вероисповеданием посещаемых голов и сердец. Вне зависимости от местонахождения человека — будь он в мегаполисе, маленьком провинциальном городке или деревушке — везде, кажется, царят печаль, уныние и неулыбчивость. Большинство с нетерпением ждут наступления старой доброй зимы; самые умные видят в осени прекрасную возможность удостовериться в собственном несовершенстве и невечности в этом мире; кто понесдержаннее — просто ноет. А кто и поддается печали. И тогда самая мерзопакостная погода воцаряется не только на улице, а в душе. А это плохо.

Мы беседуем с двумя священниками — иереем Павлом Гумеровым, настоятелем строящегося храма святых благоверных князей Петра и Февронии Муромских в Марьинском парке (Москва), и протоиереем Александром Лебедевым, настоятелем вологодского храма Покрова Пресвятой Богородицы (на Торгу), — о том, как бороться с унынием, как, несмотря на погоду, уметь видеть добрый и тихий свет христианства и как не дать себе ослепнуть до смерти.

Иерей Павел Гумеров: «Уныние — это неумение и нежелание смотреть в Небо»

— Отец Павел, за окнами — осень, причем самая противная ее часть — ноябрь месяц. Почти все поголовно в печали. Только ли ноябрь виноват? Почему мы настолько подвержены унынию? И даже самые что ни на есть благополучные люди? Казалось бы, тоска наступила — купи билет и лети туда, где море, солнце, крокодилы и прочее счастье. Так ведь и там бесятся: вешаются, наркоманят, развратничают и т. п. Не говорю уже о людях бедных: когда бедность давит, штукатурка осыпается, в кошельке ни гроша — хоть волком вой, а тут еще погодка такая замечательная. И так ведь и делают — воют. И так же, как и богатые, — вешаются, пьют… Откуда всё это в нас?

— Ноябрь считается, действительно, самым «туманным» месяцем: сейчас меньше всего солнечных часов в дне. И психологи утверждают, что это один из самых депрессивных, если не самый депрессивный месяц. Причин много: в это время года обостряются и физические, и психосоматические болезни. Не только, кстати, психические. Конечно, это накладывает какой-то «особый» отпечаток на поведение человека. Но дело ведь в том, что суицидальное состояние развивается не сразу. Не бывает так, чтобы пришел ноябрь — и все начали страдать. Нет, конечно. Подобные состояния развиваются постепенно. А в основе их — одиночество (в том числе и психологическое), неустроенность, потеря смысла жизни. И как развод, развал брака оказывается закономерным итогом многих лет или месяцев всяких супружеских проблем, нестроений и трагедий, так же, собственно, и уныние, депрессия, которые могут привести и к страшному, непоправимому шагу, — следствие того, что в течение долгого времени человек развивал в себе это состояние. А такие факторы, как время года или какая-то затяжная проблема, оказываются просто своеобразным толчком, благоприятной средой, в которой всё доходит до, так сказать, логического и подчас страшного конца.

При этом надо разделять плохое настроение, которому многие, если не все люди подвержены — все страдают так или иначе перепадами настроения, особенно сейчас, в такое время года, — и депрессию, которая является на самом деле психическим расстройством. И это тяжелое психическое расстройство, если оно затяжное, с какими-то мыслями навязчивыми, необходимо лечить. Оно не пройдет просто так, если ты поедешь на Канары, допустим, потому что оно всегда будет с тобой — причем в любое время года.

Но основа и просто меланхолии, и депрессии — духовная. Это страсть печали и уныния. Просто формы и степени этих духовных зависимостей бывают разными.

Думаю, любой приходской священник засвидетельствует, что, вообще говоря, это состояние печали и уныния коренится не в ноябре, не в каких-то обстоятельствах жизни, ни в болезни, ни в бедности или еще в чем-то внешнем, а оно находится внутри нас. В нашей душе мы сами создаем определенный мир: либо райский, либо адский. Мы же знаем, что состояние муки душевной, тот ад, который начинается после смерти тела, создается самим человеком — здесь, на земле. И эти муки страшней физических.

— То есть уныние не зависит от имущественного и социального положения человека?

— Да, не очень-то зависит. На исповедь ко мне, как и к любому священнику, приходят совершенно разные люди. Батюшкам исповедуются и бомжи, и бизнесмены, и банкиры, люди часто достаточно удачные в бизнесе и в семейной жизни, но которые, бывает, страдают очень тяжелыми формами уныния, тоски, депрессии. И я всё больше убеждаюсь, что внешние обстоятельства жизни вообще не очень сильно влияют на наше внутреннее состояние. А влияет именно то, насколько мы сами собой занимаемся, насколько мы боремся со своими страстями и боремся ли с ними вообще, насколько сами обращаемся к Богу.

Я долго размышлял об этом и пришел к выводу, что есть некие закономерности, определяющие, какие категории людей меньше всего страдают депрессиями. Во-первых, это люди, имеющие крепкую веру. То есть по-настоящему верующие люди, которые, несмотря на самые разные обстоятельства жизни, имеют надежду на Бога, на Его помощь. Они знают, что всё в их жизни не случайно и имеет глубокий смысл, в том числе и страдания — и они для чего-то нужны. А еще верующий человек имеет цель жизни, знает, для чего живет.

Во-вторых, это люди, увлеченные каким-либо делом, очень серьезной работой. Ученые, стремящиеся к открытиям, например: они в своем особом мире живут, и у них просто нет времени на депрессии. Мы же знаем, что депрессия начинается в голове, и если человек эту навязчивую доминанту имеет, то ничего не может с ней сделать. Он ни на что не может отвлечься: ни на удовольствия, ни на телевизор, ни на что-то еще, ни уж тем более на молитву. Им эта убийственная мысль просто владеет. А других людей захватывает какая-нибудь другая мысль, например, мысль о строительстве дома, о любимом деле, творчестве, научном открытии. Так вот, эта категория людей, такие вот трудоголики, как правило, не сильно страдают от депрессии.

И третья категория — это люди, которые находятся в экстремальной, напряженной ситуации. Я об этом говорю как священник, который по долгу службы принимает исповедь в тюрьме — в женском изоляторе № 6. Каждый раз там я исповедаю человек по 40, после службы крещу, и я не видел, чтобы люди там страдали сильно от депрессии. Притом что изолятор женский, а женщины, как известно, больше подвержены депрессии, чем мужчины. Удивительно: люди сидят в тюрьме, иногда по нескольку лет, ожидая своего приговора, — ужасное состояние. У многих на свободе дети. Их должна одолевать тоска, безнадега полнейшая. Но — нет: там люди страдают от депрессии очень мало. Во всяком случае, гораздо меньше, чем наши некоторые прихожане, жалующиеся на неурядицы в семейной жизни, на детей, на здоровье, на какие-то такие проблемы, которые людям, сидящим в тюрьме, кажутся просто мелочью! Вот там-то проблемы реальные: срок «светит» лет на десять! И понятно, почему так происходит: попав в тюрьму, человек, может быть, впервые задумывается о своей жизни, о ее смысле, его не волнуют мелкие бытовые неприятности, он думает, как выжить, и просит у Бога помощи, он нацелен на то, чтобы решились его настоящие, подлинные беды. Именно в тюрьме многие знакомые мне люди пришли к Богу. Это как на войне: там ведь человеку тоже многие проблемы, волновавшие его в мирное время, кажутся просто несерьезными. Там он нацелен на выживание — о здоровье или о чем-то еще он думает гораздо меньше, чем «на гражданке». Видимо, в таком состоянии у человека мобилизуются все телесные, душевные и духовные силы для того, чтобы преодолевать действительные трудности.

В СИЗО люди молятся и исповедуются по-настоящему, на совесть. Они не приходят просто так — побеседовать от нечего делать с батюшкой. Они очень долго ждут священника (иногда несколько месяцев) и проходят, действительно, для того, чтобы покаяться, попросить у Бога помощи. Человек, оказываясь вот в таких по-настоящему серьезных обстоятельствах, становится ближе к Богу.

Вспомним, как старец Иоанн (Крестьянкин) признавался: «Я нигде так не молился, как в тюрьме, — даже в монастыре». О чем это говорит? — О том, что не нужно, чтобы обстоятельства были сильнее нас. Нельзя, чтобы эти осенне-весенние обострения и так далее брали над нами власть. Апостол Петр сказал: «Кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Пет. 2:19). А мы — рабы Бога Всевышнего, и поэтому ни депрессия, ни гнев, ни другие какие-то страсти не должны быть сильнее нас.

— А в чем причина тоски и печали?

— Уныние, тоска, печаль, то есть страсти, — это, вообще говоря, слабость человеческой воли. В этом состоянии человек поддался бесу, поддался диаволу и впал в зависимость от страсти — она взяла над ним верх. Понятно, что это состояние может быть спровоцировано каким-то горем: смертью близкого человека, болезнью, потерей работы и т. п. Но давайте помнить, что Господь не посылает испытаний не по силам.

— Как преодолеть уныние?

— Я заметил, что в первую очередь преодолевать депрессию помогает крепкая вера. Если у человека есть вера, есть надежда, если он молится Богу, то он выкарабкается из печали. Кстати, даже если человеку назначили какое-то лечение антидепрессантами, то всё равно нужно обязательно вести духовную борьбу со страстью, часто исповедаться и причащаться (лучше раз в неделю).

Преодолеть уныние помогает обращение к Богу, молитва. И таинства. Когда человек искренне исповедуется и причащается, он решает очень многие свои духовные проблемы, от которых, кстати, уныние и происходит.

— У нас страна православная, почему же тогда наш народ так сильно унывает?

— Дело в том, что действительно православных людей, то есть тех, кто регулярно исповедуется и причащается, — 1, максимум — 2 процента. И это очень прискорбно. В каком-нибудь районе Москвы живут 100 тысяч человек, в этом же районе — всего один храм; и я могу точно и с уверенностью сказать, что в этот храм ходит не больше 1 тысячи человек. То есть один процент от этих 100 тысяч. Остальные 99 % просто не прибегают к этому источнику благодати Божией, которая нам помогает и просто спасает. Когда человек исповедуется, он ведет духовную работу: грех нельзя победить, если ты его не исповедал и не покаялся. Это касается любого греха, не только уныния, но и абортов, измены, предательства, лжи, воровства и всего прочего. Кстати, эти не исповеданные и нераскаянные грехи часто закономерно и оказываются причиной смертельного уныния.

Молитва должна быть не только просительная: «Господи, избавь меня от уныния», но и благодарственная. Потому что, как я заметил по себе, когда ты Бога благодаришь, ты начинаешь видеть благость Бога — неизмеримую и неописуемую. А уныние — это ведь неумение да и самоубийственное нежелание смотреть в Небо, видеть эту бездну благости и премудрости Христа. Когда видишь подлинную радость — настоящую христианскую радость — жить становится гораздо легче, и на испытания смотришь совершенно другими глазами.

Второе — это работа над собой. Потому что многие скажут: «Мы — православные, вроде бы молимся, а всё равно унываем, печалимся. Почему?» Потому что, к сожалению, у многих православных людей жизнь — обрядовая. Она подчас заменяет жизнь духовную. Они считают, что вполне достаточно выполнить какой-то обряд: помолиться утром, помолиться вечером, причаститься — и всё. Но за этим они, к сожалению, не видят глубокого смысла. Ведь это средства, а не цель сама по себе. Не цель — молиться, а цель — соединиться через молитву с Богом, вести духовную работу, духовную брань, становится лучше. И борьба со своими мыслями начинается в душе, в голове. Когда человек не может с ними справиться, когда у него начинают доминировать мысли не какие-то нормальные: как семью прокормить, как работу лучше выполнить, а мысли: «Всё плохо», «Всё ужасно», «Я самый плохой», «Я — неудачник»… — эти мысли, понятно, нам вселяет диавол, — так вот, когда такие мысли становятся доминирующими, то закономерный итог известен: потеря смысла жизни, суицидальные настроения. И когда человек не ведет работу на уровне помыслов, а наша задача — бороться с этими мыслями, тогда очень плохо. К сожалению, такой борьбой с помыслами даже не все православные занимаются. Когда люди ходят в Церковь, они должны становиться лучше — а мы ведем себя иногда хуже иных неверующих. Мы же знаем, что то, что нам оставил Господь, святые отцы, нам нужно постоянно в своей жизни применять. Библия — это учебник жизни: как нам относиться к людям, как вести себя, как бороться со своими грехами. А получается часто, что люди воспринимают это как какую-то красивую, но необязательную теорию. Так что нам нужна постоянная работа над мыслями, над страстями своими.

Третье — это труд, помощь другим людям. Ведь что такое депрессия? Это расслабленность, саможаление. Человек начинает слишком жалеть себя любимого. А вообще-то такой жалости не должно быть, потому что она далеко уведет, причем в нехорошую сторону. Так что надо искать других людей — тех, кому наверняка еще хуже, чем тебе, — и помогать им. Или по-настоящему наконец увидеть своих ближних — детей, жену, родителей, которых обычно в упор не видишь, — и начинать заботиться о них.

Люди, занимающиеся любимым делом, чем-то серьезным, как правило, меньше всех страдают депрессиями: у них голова и руки постоянно заняты полезным делом. Есть же замечательная латинская пословица: «Ora et labora» — «Молись и трудись». Вот два главных условия, помогающих справиться и с унынием, и с депрессией, и со многими другими печальными явлениями нашей жизни.

Затяжная тоска, депрессия — это психическое расстройство. Когда это состояние продолжается уже две-три недели, месяц, когда человек не может отключиться от навязчивых мрачных мыслей — тогда нужна помощь врача. Но медикаменты, психотерапия, конечно, просто своеобразные «подпорки»; помимо их приема человек должен вести и духовную работу, приступать к таинствам. Депрессия сейчас успешно лечится, но страждущий должен настроиться на большую личную духовную работу, иначе так всю жизнь и будет «сидеть» на антидепрессантах.

— Священники подвержены печали, или ни ноябрю, ни унынию они не подвластны?

— Священники, как и все люди, тоже подвержены и депрессиям, и унынию — не надо их идеализировать. Другое дело, что, по сравнению с другими, думаю, гораздо меньше. Объясню почему. Любой «среднестатистический» священник, не только московский, всегда очень сильно загружен. Нам легче в этом смысле: нам просто некогда унывать: дел по горло. Кроме того, у священников всегда очень много целительных средств. Во-первых, молитва — ведь священник постоянно у Престола Божия стоит и в меру своих сил молится. Во-вторых, даже если священник скуден на молитву, плохо молится, то волей-неволей сами люди ему помогают: столько людей через тебя ежедневно проходит, и ты постоянно видишь огромное количество человеческого горя (к священнику в 90 процентов случаев ведь люди приходят не с радостью и не с легкой проблемой какой-то, а именно с горем), так что понимаешь, насколько твои трудности на самом деле ничтожны по сравнению с теми страшными вещами, что испытывают многие люди.

Напоследок хочу еще раз призвать: давайте, видя свое несовершенство, всё-таки помнить о неизмеримой благости Бога, о том, что Господь любит нас и сотворил нас не для уныния, а для радости и счастья. Это памятование спасет нас от многих бед и глупостей.

Протоиерей Александр Лебедев: «Жизнь — дар, а не собственность»

— Отец Александр, сейчас практически недели не проходит без сообщений о попытках — удавшихся и не удавшихся — самоубийства. О чем такие попытки, на ваш взгляд, говорят?

— Такие попытки говорят о разрушительной силе неверия, потому что глубинная причина самоубийства — это неверие или маловерие, малодушие. Это верно как по отношению к каждому конкретному случаю самоубийства, так и к суициду как общественному явлению.

— Говорят, что количество самоубийств в мире растет. Может быть, этот рост объясняется только лишь естественным приростом населения земли: мол, самоубийств стало больше, так как людей вообще стало больше?

— Искать причину стоит совсем в другом. Сотню лет назад среди 1,5-миллиардного населения Земли лишь 5 миллионов заявляли о своем неверии; сейчас в мире более 6 миллиардов людей, и пятая часть из них считают себя нерелигиозными (то есть более 1200 миллионов человек). А религия, между прочим, «опиум для народа», только не в смысле одурманивающего вещества, как очень многие считают, а в смысле обезболивающего лекарства. Религиозный человек имеет мощную поддержку в перенесении скорбей, неизбежных в нашем мире, у него есть источник сил и терпения для перенесения боли — как душевной, так и телесной. Верующий человек знает, что все скорби и несчастья, во-первых, временны, а во-вторых, не бессмысленны, потому что человека по жизни ведет Промысл Божий, а он — благой, даже если совершается посредством скорбей и несчастий.

— Возраст людей, пытающихся убить себя, самый разный: от глубоких стариков до совсем еще юных. В чем причины такого настойчивого желания расстаться с жизнью у людей разного возраста?

— Как и говорилось — маловерие, малодушие. Столкнувшись с непреодолимой, как кажется, жизненной проблемой, человек приходит к выводу, что умереть — лучше и проще, чем жить и терпеть дальше. «Я не в силах» — вместо «Бог терпел — и нам велел». А уж что терпеть или не терпеть: неразделенную любовь, или последствия необдуманных кредитов, или старческие немощи и одиночество, — дело совершенно второстепенное.

— «Я умру, и всем будет лучше», «Умру всем назло» и т. п. — как-нибудь такие «прощальные фразы» оправданны?

— Самоубийство как жест заботы о других — обман. Человек, оставляющий подобные прощальные послания, «по себе о людях судит» — и не просто судит, а осуждает — приписывает им затаенное желание его смерти. На самом деле вторая фраза ближе к истине: «Умру всем назло». Самоубийство несет зло, причем всем: и самоубийце, и его близким, и обществу в целом. Это настолько очевидно, что не буду далее распространяться на эту тему. Вы были когда-нибудь на похоронах самоубийц? Вот где место и адское торжество отчаяния и безнадеги! Не приведи Господь видеть такое!

— Почему Церковь столь строга к самоубийству? Ведь человек распоряжается своей собственной жизнью — других-то это почему должно касаться? Это же «не мои проблемы». Захотел человек убить себя — его дело.

— Жизнь — дар, а не собственность, поэтому распоряжаться ею нужно с оглядкой на Того, Кому мы этим даром обязаны, а не по собственному произволу. Потому что наступит время, когда придется давать ответ, как ты этим даром распорядился, привнес ли хоть чуточку света в этот мир или убил то время, что тебе было отпущено. И конечно, особенно страшно, если это убиение совершилось буквально. Да, когда речь идет о самоубийце, его поступок — это его дело, но и его ответственность, и его наказание, его страдание. И горе тому обществу или тому человеку, который воспринимает страдания других как «не мои проблемы».

— Мне ужасно печально, уныние страшное, осень мрачная кругом. Как не дойти до самоубийства?

— Сделать доброе дело, потом еще одно и еще сто. Смысл жизни познается на опыте доброделания, и присутствие Бога познается в Его благодатном отклике на доброе дело. Попробуйте — обязательно получится!

Со священниками Павлом Гумеровым и Александром Лебедевым
беседовал Петр Давыдов
25 ноября 2013 года
Православие.Ru