«Более чем 300-летняя история Свято-Введенского женского монастыря продолжается. Сюда приезжает все больше паломников из разных концов России. Сегодня наше отечество переживает непростые времена. Но никакие экономические и социальные проблемы невозможно решить без духовного возрождения народа, укрепления его нравственного здоровья. Святитель Игнатий Брянчанинов называл монастыри лечебницами души человеческой. И возрождение монастырской жизни в России, в том числе и в Зауралье, – добрый знак Божиего благоволения к нашему многострадальному народу.»

Архиепископ Курганский и Шадринский Константин,
профессор, академик.

Петухи уже разбудили село своим криком, но поскольку день начинался пасмурный и солнышко никак не выглядывало, казалось, утро будет бесконечным. Мы уже одолели 220 километров от Кургана до Верх-Теченского и теперь замирали, вслушиваясь в тишину.

От поворота дороги до новеньких ворот монастыря – всего пара минут езды.

Матушка Серафима ведет меня к увитой плющом беседке, где мы могли бы побеседовать о жизни монастыря и просто о жизни. Я как-то сразу проникаюсь здешней атмосферой тишины, труда и молитвы.
Матушка, настоятельница монастыря, словно подтверждая мои мысли, говорит о том, что монастырь – это, прежде всего, молитва. Всё остальное – хозяйственные вопросы, строительные работы – вторично. Это для того, чтобы в праздности не пребывать, и для того, чтобы духовно возрастать.

«Дело – оно в помощь молитве, ну и чтобы себя кормить. Всегда монастыри сами себя кормили, и не только себя, но и всех, кто приезжает».

Вот и в Свято-Введенском монастыре насельницы своим трудом обеспечивали жизнь обители даже в лихие девяностые прошлого столетия, когда монашеское бытие здесь только затеплилось после длительного перерыва. Обеспечивают и сегодня. В монастырском хозяйстве есть коровы и куры, огород и теплицы. Кроме этого, не прекращаются восстановительные и строительные работы. Восстанавливается келейный корпус для сестер. Появился поклонный крест. Еще появилась и обустраивается церковь в честь Иоанна-Предтечи (с крестильней). В Никольском храме небесной синевой отливают купола, свежим кирпичом выдают себя новенькие башенки. Расширяется, прирастает новыми помещениями церковь Серафима Саровского, которой не так давно вообще не было на территории монастыря. Да что там церкви, у Никольского храма не было ни дверей, ни окон, ни крестов...

«Ничего у нас не было, только молитва! – вспоминает настоятельница. – Днем мы трудились, а ночью служили...»

Впрочем, повторюсь, много трудиться приходится и сегодня. Вот только матушка Серафима начала свой рассказ, а в беседку уже заглядывает сестра Михаила с вопросом, можно ли начинать косить? «Пожалуй, надо немножко подождать, не включать шумную косилку. Мы тут недолго, а потом подальше отойдём...»

У сестры Михаилы сегодня два послушания: она косит траву на территории монастыря и печет просфоры. Так и у других насельниц – каждый день по несколько послушаний. В какой бы уголок обители мы ни пришли, везде идут работы: здесь косят, там подбирают скошенное грабельцами, полют траву, собирают урожай в теплице. И солнышка нет на небе, а на душе так светло.
Никольский храм – копия в миниатюре храма Христа-Спасителя в Москве. В России всего четыре подобных храма византийского стиля. Кроме двух упомянутых, такие еще в Томске и в Иркутске. Главнейшая сейчас задача – восстановление этой красоты, этого величия, духовного могущества.

Никольский храм пока не вошел в список памятников архитектуры республиканского значения, как Далматовский монастырь, или регионального значения, как Батуринский Спасо-Преображенский храм в Шадринском районе.

«Придет время, – надеется матушка Серафима, – всё ещё будет!»

Опять запели петухи. Многие мои вопросы настоятельница предвосхищала своим рассказом. Показывая владения обители, подводила то к поклонному кресту, то к молодому саду, то к жизнеутверждающим кустам вербы, которые были посажены пасхальными веточками, а теперь вот разрослись.

Конечно, те объемы, что выполнены, невозможно освоить своими силами, женскими руками. Но Зауралье, как и вся Русь, не оскудевает мастерами самобытными, равно как и меценатами, стремящимися способствовать возрождению духовных ценностей.

Здесь, в стенах обители, всем желающим найдется работа. Здесь всем рады, хотя нормальное состояние монашеской души – стремление к уединению, к молитве. Здесь жаждущему подадут глоток воды, а страждущему излечат душу. Тишина первозданная и душевный свет даже в пасмурный день здесь – для всех.

История Верх-Теченского монастыря очень богата и начинается с 1742 года. Но в 1920-м году его закрыли, и сотни насельниц были вынуждены идти в мир. В момент закрытия в монастыре было 600 человек. Судьба многих неизвестна: кто-то пошел по этапу, кто-то в людях перебивался. В феврале 1928 года Шадринским окрземуправлением с публичных торгов были проданы жилые и производственные помещения, скот, мельница, веялки, молотилка, мебель и другое имущество.

Как вы понимаете, монастырь был самодостаточный. Насельники всем сами себя обеспечивали. Сестры были золотошвейками. Был свой теплоход. Заготавливали рыбу. Для хранения имелись ледники. Был даже свой свечной заводик, подворья в Катайске, в Шадринске.

Монастырь был не просто большой, но и известный.

Рассказала матушка Серафима и о том, что в 1995 году Святейшим Патриархом Алексием II был подписан указ и возобновилась монашеская жизнь на этой земле. В Верх-Теченское приехали четыре сестры во главе с духовником. Идет двадцатый год восстановления утраченного.

– Двадцать лет – это целая жизнь...

– Во всяком случае, большой ее этап, – поддерживает матушка Серафима. – Сколько трудов положено. А сколько еще нужно сделать... Всё относительно. Смотришь, вроде бы, разруха. А по сравнению с тем, что было... И каждый кирпичик, купленный, привезенный, положенный в стену, – всё это кирпичик в сердце. Но с Божьей помощью легко. Хотя по человеческим законам – очень трудно.

Очень благодарна настоятельница монастыря архиепископу Константину за его отеческую любовь к монастырю. А то, что владыка приезжает, проводит архиерейские службы, – великая радость и для насельниц, и для прихожан. Люди сейчас, приезжая в Свято-Введенский монастырь на большие праздники, спрашивают, будет ли владыка служить?

– На Успение будет владыка служить? – спрашиваю я.

– Будет, будет, – улыбается матушка, срывая с яблони спелое яблочко для угощения. – Бог даст, и всенощную 27-го, и литургию 28-го.
А вообще, жизнь идет своим чередом. Сестер сейчас побольше, но не 600, конечно. Много трудятся, на каждой – не по одному послушанию. Монастырь – это особый уклад жизни.

Валентина Целоусова
Фото Александра Алпаткина